Алёна Чубарова, Ирина Егорова

Заказ на воскресенье.

Виктор

Люба, Галя, Рита, Вика, Зухра, Юля

«И коемуждо по грехам его…»

Пролог.

В мигающих лучах, под тревожную музыку по сцене в полутьме проходят фигуры, снимающие и надевающие что-то белое – разные детали одежды – от медицинских халатов до карнавальных крыльев и свадебных перчаток. По сцене провозится медицинская каталка, декорированная под стол. Периодически на этом «столе» возникают разные предметы от ноутбука до гранёных стаканов. Все фигуры исчезают, в луче света остаётся одна женщина.

День первый. Понедельник. Люба.

Обычная городская квартира. Женщина среднего возраста сидит, обхватив голову руками. Наливает себе в стакан напиток «Тан». Выпивает.

Нет, ну почему? Мужики пьют, как лошади… Пиво с водкой плюс коньяк и три маслинки на закуску, и ничего… И всё с них, как с гуся вода, а тут… Сухого два бокала, ну пусть три… с половиной и крохотная рюмочка чернорябиновой настойки. Это же вообще не выпивка, это – лекарство! А голова… О-о-о… Не справедливо. Жизнь вообще устроена не справедливо. Это – аксиома. Доказательства не требуются. Хватит ныть. А какой сегодня день?

Ищет календарь, долго изучает, что-то шепчет, пытаясь сориентироваться в датах.

Понедельник. Угу. А если понедельник, то почему я не на работе? (Сосредоточенно вспоминает) А потому что я взяла отгул. Предусмотрительно. Когда в пятницу позвонила Наташка и предложила отметить отъезд мужей в командировку, я сразу взяла на понедельник отгул! Ай да я! Ай да молодец! Ай да Любка! Люба, Люба, Любочка, порванная юбочка! Нет, не порванная, почему порванная? Может, розовая? Или плюшевая? Нет, плюшевая - это из другой песни, про Ксюшу. «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…» Так, а какая же юбочка у Любочки? Шёлковая? Узенькая? Тьфу, далась мне эта юбочка… Любочка – это Любовь. Начинаем неделю со слова «любовь». Хорошее начало недели. И вообще все хорошо. «Всё было б хорошо у Пети, да народились дети…» Кстати, где дети?

Кричит в пустоту квартиры.

Егора! Настася! Вы в школе?

Слушает тишину, затем бежит в соседнюю комнату, возвращается.

Кровати заправлены слишком аккуратно, они так не заправляют. Значит, это я заправляла. А я заправляла их когда? Но не вчера точно. Значит, значит, дети не ночевали дома. А где же они тогда ночевали?

Снова в упор изучает календарь.

Я – балда! Они же в лагере. У них – каникулы! Это же надо было так напиться!.. Надо выпить еще… этого… опохмилительного кисломолочного.

Она обнаруживает, что бутылка «Тана» пуста, идёт на кухню за другой, вылетает из кухни в ужасе.

Откуда на столе столько бутылок? Я же помню, мы покупали одну сухого и одну чернорябиновой… а там… (Мучительно вспоминает) Когда наливка закончилась, эта, чернорябиновая, Наташка позвонила своему хахалю, и он привёз… Да, вспомнила!.. А потом они еще ходили докупали… Ой…

Замечает на компьютерном столе фото мужа.

Дмитрий Александрович! Ты заметь, это Наташка была с хахалем, а я ни-ни… Ну, что ты смотришь так осуждающе? Ну слаба я, да, на выпить слаба. Но чтобы что другое… Тут кремень, железо. Честное пионерское (Отдает пионерский салют фотографии).

Ну, не смотри ты так! Не смотри!

Убирает фотографию.

Эх, Дмитрий Саныч, Дмитрий Саныч, как будто сам никогда не напивался в котлету… Нет, в сардельку, сосиску, во все колбасные изделия из свинины,.. говядины,.. мясные, короче. Ну нет? То есть, да! После того, как завязал – не напивался. Да. А до того? А-а… то-то… Спасибо твоему дружку закадычному – пока он нас не кинул, ты выпивал, но не так же! Ну, было разок как-то после праздника тащила тебя по колдобинам новостроек…

Снова достает фотографию, разговаривает с ней, как с живым человеком.

Ты кричал: «Брось меня Люба!». А я в ответ: «Не брошу, товарищ старший пионервожатый!». Потому как пионеркой в твоем отряде я была сознательной, ответственной, послушной. Вожатый сказал: «Пей», я и пила. Вожатый сказал: «Ложись», и я… Зато когда беременная была, ни капли в рот не брала, и детей тебе родила здоровых, нормальных детей. А в наше время это уже само по себе подвиг. Не у каждой получается. А вот когда этот кореш твой, Везучев подставил, тогда и началось! Да будь он проклят!

Помнишь, как с Егором годовалым и Настькой трехмесячной в кенгурушке на груди мы по всем подъездам тебя искали, а потом домой таскали?.. А?! А-а-а… А Егорка споткнулся на лестнице, ходить-то толком еще не умел, и вот Настька на груди, Егор с окровавленной головой на спине, и мужа пьяного волоку… Как дошла – не помню. Да меня в книгу рекордов Гиннеса пора. А ты… Ладно. Кто старое помянет… А опохмеляться я не буду и не проси. Я же не алкоголичка какая, и не пьяница даже. Я обычная русская женщина. А какая русская женщина не пьёт? А? Правильно. Еврейка. Или беременная. Кормящая пьет мало. Но чем меньше она кормящая, тем больше пьющая. Потому как если самой не пить, то крыша едет от картины окружающего мира, который, как известно, объективная реальность и сделать с которым ничего нельзя, кроме как выпить. А выпьешь, и сразу жизнь налаживается. Внешний хаос вступает в гармоническую реакцию с внутренним. О! Это – не я такая умная. Это ты… Твои слова. Я их в свое время записала и выучила. Да что я оправдываюсь? Перед кем?

Убирает фото.

Есть гениальная идея. Надо пойти принять душ!

Выходит. Слышен утробный звук водопроводной трубы. Она возвращается.

Горячей воды нет. А из холодного крана течет слабенькая струйка оранжевого цвета. Сезонные ремонтные работы – объективная реальность, внешний хаос. Придётся обойтись без душа.

Видит своё отражение в зеркале.

Слушай, Дмитрий Алексаныч, а для женщины с похмелья, я хорошо выгляжу!

Снова достает фото мужа.

Ну, посмотри: отёков нет, синяков под глазами …тоже… почти… Интересно, это я с утра накраситься успела или с ночи не размазалось? А причёска вообще хоть на подиум. Дмитрий Алексаныч! Как же тебе повезло с женой! Обзавидуешься. Была бы я мужиком… увела бы! Такая женщина!!!

Берет пустую бутылку из-под «Тана», держит её как микрофон, берёт сама у себя интервью.

- Любочка, как вам удается столько пить и так выглядеть? Поделитесь секретом с читателями газеты «Повышенный градус».

Перехватывает бутылку-микрофон в другую руку, тоном примадонны.

- Н-ну, как на это ответить… У меня есть несколько секретов. Во-первых, первые пять лет своего общения с повышенным градусом я пила только с мужем, исключительно чтобы ему меньше досталось.

Перехватывает «микрофон», снова от лица журналистки.

- Но это не ваш секрет, многие женщины именно так начинают свою алкогольную карьеру.

Снова от лица Любы.

- Начинают-то многие, но тут всё дело в концепции! В верности принципу! Когда я стала пить и без мужа, в других компаниях, я игнорировала все тосты и всегда пила только за… За что бы вы думали? За здоровье моего супруга! За то, чтобы он бросил пить! Чтобы он стал неофитом здорового образа жизни! И вот однажды я одержала полную и безоговорочную победу! Он пить бросил!!! Тут хорошо бы праздничный бравурный марш за кадром.

От лица журналистки.

- Браво! Браво! Браво! За кадром мы пустим Мендельсона или… Так. Стоп. Какой марш? У нас же газета…

От лица Любы, всё более вдохновляясь.

- Неважно, сделаем радиопередачу. Слушайте дальше. Когда он бросил пить, он стал требовать того же и от меня. Теперь я не могла пить с ним, но и даже больше при нем. Моё общение с повышенным градусом стало тайным и редким, но… когда я всё-таки дорывалась до вожделенного напитка, я снова пила – за здоровье мужа!

От лица журналистки.

- У него должно быть теперь очень крепкое здоровье?

От лица Любы, гордо и победоносно.

- Да! У него. Теперь. Да.

От лица журналистки.

- Мои аплодисменты! Но у вас наверняка есть еще секреты!

От лица Любы.

- Я никогда не похмеляюсь! С утра я пью вот эту кисломолочную дрянь. Которая, сволочь, кончилась, а в магазин идти нет сил (Набирает номер мобильного). Я не дойду до магазина, я умру по дороге. А умереть по дороге в магазин – это пошло. Умирать хорошо на поле боя! Не плохо – на сцене. В крайнем случае – у себя дома. Но по дороге в магазин… (В телефон) Алле, Натаха!

Голос из телефона. Заказ должен быть выполнен к воскресенью. Напоминаем – заказ на воскресенье. Не опоздайте!

- Тьфу ты! Не туда попала… (Набирает снова) Натаха! Ты жива?.. И я не очень. Вот если бы ты сейчас приехала… Всё, всё, всё, не ругайся. Вопрос снят. Предложение исчерпано… Что? Вот сначала бы спросила, потом ругалась… У меня этот кончился – «Тан». Нет, не дойду… По интернету? И что, на дом доставят?.. Диктуй адрес сайта… (записывает) попробую.

Выключает телефон, включает компьютер.

А я здесь разберусь? Был бы Егор дома или Настька…

Набирает мобильный.

Егорушка! Привет, маман на проводе. Как дела? А у Насти? Не болеете?.. Да нет, у меня ничего не случилось, так, контрольный звонок… Папа в командировке. Слушай, Егор, у меня к тебе просьба… Если у вас там, в компании, вдруг случится, то есть, я знаю, что вы этого не делаете, но вдруг, гипотетически, будете выпивать,.. ты за Настей присмотри… Да ты не пьешь, я знаю, я говорю, за Настей посмотри, у женщин организм слабее… Погляди за сестрой, я на тебя надеюсь. Ну, пока… Целую.

Отключается. Некоторое время сидит, глядя в одну точку.

Тьфу ты, хотела же про интернет спросить. Ладно, попробую сама разобраться, чай ещё не все мозги пропила… (Садится за компьютер) Так, вот этот значок мне знакомый, попробуем ткнуть сюда… О! Что-то происходит. Ой-ой… Сколько тут всего, и всё мигает!..

На заднем плане возникают фигуры, она присматривается, протирает глаза.

Как говаривал, будучи еще пьющим, Дмитрий Алексаныч, тут без поллитры ни тьма, ни таракань…

Идёт на кухню, возвращается со стопкой  и с бутылкой водки, где осталось четверть. Наливает.

Это я не похмеляюсь. Я пью, чтобы разобраться в компьютерной программе. Вот разберусь, закажу себе «Тан».

С вожделением смотрит на рюмку, подносит ко рту. Косится на фото.

Повторяю для тех, кто плохо слышит. Это я не похмеляюсь! Это – другое! Ну не смотри ты так! Ну, отвернись!

Убирает фото подальше, снова подносит рюмку ко рту.

Да что ж ты за человек такой! Вот спиной чувствую, как ты меня осуждаешь…

Достаёт спрятанную фотографию, уносит на кухню, возвращается довольная. Берёт стопку, подносит ко рту.

Дверь не закрыла. Из кухни меня достает, гад.

Закрывает дверь на кухню, подносит стопку ко рту.

Не помешаешь ты мне! Не помешаешь! Не помешаешь!!! А будешь и дальше так продолжать, я баррикаду построю из мебели! Понял!!! Что притих? Испугался?..

Прислушивается, затем приставляет к кухонной двери пару стульев. Снова поднимает стопку.

За здоровье мужа моего, Свет-Димитрия, ныне здравствующего и непьющего, чёрт бы его побрал… (В сторону кухни) За тебя пью, товарищ старший пионервожатый! За тебя, слышишь!!!

Хочет выпить, в последний момент отбрасывает стакан, плачет.

Перестановка, на фоне мигающего света, мятущихся фигур, телефонных звонков, сирены скорой помощи. Звуковой коллаж из узнаваемых мелодий советского времени. Остаётся пустая сцена с фрагментом другой квартиры, освещённым лучом.

День второй. Вторник. Галя.

Женщина входит в квартиру с улицы. На ней плащ, через плечо сумка. Входит на цыпочках, боясь разбудить кого-то в квартире. На календаре отрывает или передвигает дату. Ставит на стол маленький диктофон. Говорит тихо.

Если я не запишу, я потом не поверю, что это было со мной (Хихикает). Уже вторник. Когда не спишь всю ночь, совсем не чувствуешь, что другой день наступил.

Я всю ночь танцевала. Всю ночь. Я! Как в молодости… Да, пожалуй, даже еще лучше, в молодости-то всё некогда было… Ноги болят… (Снимает туфли) И колени огнем горят, спину ломит… Но они поверили! Поверили, что я студентка и ухаживали наперебой (Смеётся)! А моя Анька им ровесница!.. Да, да, да…. Конечно там было темно и накурено, и они были не совсем трезвые. А под утро я сбежала, как Золушка. Вот только туфельку не потеряла. Нет, ну хорошо! Очень хорошо! Какая молодец Ирка, что подбила меня на эту авантюру. Теперь надо часок поспать, потом кофе и в институт принимать экзамены (Хохочет). Вот если бы кто-нибудь из них оказался в нашем институте… абитуриентом… Было бы… прикольно. Но он бы меня там просто не узнал.

Подходит к зеркалу, медленно снимает парик. Достает из сумки и надевает очки. Становится совсем другим человеком. Бросает диктофон в сумку.

Что-то Петя на работу не встаёт.

Уходит в спальню, возвращается с запиской. Читает.

Галя, твой сотовый весь вечер недоступен. Я поехал к маме, у неё сердечный приступ.

Ищет в сумке сотовый, вытряхивает всё, наконец, находит, пробует включить. Ставит заряжаться.

Как неравномерно насыщаются событиями дни. Иной раз годы идут, будто на одном месте, а иногда в один день… Танцы до упаду в молодёжном ночном клубе. Может, в первый и в последний раз в жизни. В институт сейчас пойду работать Галиной Аркадьевной, умной учёной тёткой, и сегодня должен решиться вопрос, ждёт ли меня повышение. Я потому и в клуб пошла, всё равно бы нервничала, не спала. И сегодня же приступ у свекрови. Надо как-то реагировать, сочувствовать… А я не могу ей сочувствовать. Сам с собой человек имеет право быть честным. Ненавижу! И её, и брата своего – после смерти родителей всё на него записали. Ну, кто же мог подумать, что родной человек на улицу выкинет?! И её ненавижу!.. Я хочу, чтобы она скорее умерла, и мы перестали бы, наконец, шляться по съемным квартирам, тратя на это обе наши зарплаты (Пауза). Как это страшно прозвучало: хочу, чтобы она умерла. И всё из-за квартиры… Жуть. Конечно, она имеет право жить в этой квартире одна, она её в свое время заработала, ей не просто так жилплощадь на голову свалилась. Но разве мы виноваты, что в её время квартиры давали, а теперь только продают. И за такие деньги… За однокомнатную квартиру у нас в Австралии можно дом купить. А зарплаты в Австралии от наших отличаются в обратную сторону. Абсурд.

Но я не могу ехать в Австралию, потому что я преподаватель русского языка и литературы. Кому я нужна в Австралии? И муж мой – специалист по русской литературе. Ну, кому мы нужны в Австралии? Я Аньку с детства языками мучила, потому что шанс ей дать хотела. И отправила её в эту Австралию… Письма приходят бодрые. Может, ей повезёт больше… А я… скучаю... Ну да что я, не обо мне речь. И вообще, что я сама себе зубы заговариваю, звонить все равно надо.

Медленно набирает номер мобильного.

Петя, Петя... ботаник ты мой бедный. Не любишь ты её, а – боишься (В телефон другим голосом).

Петя… Петенька, это я. Ну, как мама? Угу, угу… Угу… А может, и вправду лучше бы ей в больницу? Врачи зря говорить не станут… Понятно, она не хочет, но… А если… Да, Петенька, ты правильно решил… да… да… И я буду приезжать помогать.

Отключается.

Ей совсем плохо. Врачи сказали «скоро»… Плохо! Плохо! Плохо! Скоро! Скоро! Скоро!

Нацепляет парик, начинает радостно танцевать.

Скоро! Скоро! Скоро! Плохо! Плохо! Плохо! Плохо! Скоро! Плохо! Скоро! Плохо! Скоро! Ско…

На заднем плане проходят несколько фигур в белых халатах. Галя резко прерывает танец.

Если она сейчас на самом краю, а я так радуюсь, то… мысль-то материальна… И я ее, получается, этой своей радостью подтолкну. Если она сейчас умрёт, я буду виновата. Никто мне этого не скажет, но я-то буду знать. Я же этим чувством вины потом себя изведу…

Лихорадочно набирает телефонный номер.

Петя! Она по крещению Анна? Уточняю, бывает же, по паспорту так, по крещению иначе. Я перед институтом забегу, молебен закажу заздравный… Ну что ты Петенька, конечно… И я тебя. Пока.

Отключается, находит в шкафу платок, надевает на голову. Судорожно собирает сумку. Вдруг прерывает сборы.

Как же я буду сейчас молебен заказывать, свечку за здравие ставить, а в душе… Ведь на самом-то деле я не желаю ей здравия! Ведь это будет… ну... как солгать на исповеди. Лучше ведь вообще ничего, чем вот так… Что же делать?

Медленно садится, снимает с головы платок.

Когда Анька родилась, я так обрадовалась, что девочка. Ведь если бы мальчик, как бы мы его воспитывали… с таким папой? Он сам никогда ничего не решал. Всё у мамочки спрашивал. Он и женился-то на мне по её решению. Я думала – полюбил,.. а это мамочка выбрала. Потом она поняла, что ошиблась. Начала нас разводить, и развела бы. Да я уже беременной оказалась. И тут впервые в жизни, в первый и в последний раз Петя пошёл против мамы. Не бросил меня с ребёнком. И она ему этого одноразового непослушания до сих пор простить не может. То есть, не ему, конечно, а мне. Формально мы помирились, мы же интеллигентные люди. Но… жил Петя с нами, а слушался маму. Я и Аньку-то в Австралию отправила – от бабушки подальше. Потому что бабушка Анна знала, как маленькую Аню надо воспитывать, и уж это точно не так, как это делала я. Она бы и из Аньки послушного зомби сотворила… Ой, да что же я всё ее ругаю. Человек на краю могилы, а я… Она ведь… отец в лагерях погиб, мать в войну… с десяти лет сирота. Не жила – выживала. Потом работала, работала, работала… Ребёнка себе родила. Мать-одиночка. Свет в окне – Петечка. И снова работала. Уже для него. Чего она в жизни хорошего видела? Кроме сына любимого, какие у нее еще радости были… Да не виновата она, не виновата. А кто виноват?.. И что делать? И Кто виноват? Два фундаментальных вопроса русской литературы,.. русской жизни, русской души (Усмехается). Я когда в институт поступала, сочинение как раз на эту тему писала – Чернышевский, Герцен… Так я была уверена, что вопросы эти литературно-исторические, так сказать, явление культурологии. А оказалось-то, что вопросы про меня, про Петю моего, про Аньку. Про нашу жизнь… Вот оно как вышло. И ведь так хочется взять и ответить на эти вопросы, ну хотя бы один раз. В одной конкретной ситуации. Не надо за всех и за всю жизнь сразу думать. А вот за сейчас… и за себя… Кто виноват? Да я виновата. Я! Потому что столько лет терпела то, что мне не нравилось! Терпела и улыбалась. Думала одно, а говорила – другое. На первый вопрос ответ найден. Остался второй – что делать?

Достаёт сигарету, мнёт в пальцах. Щёлкает зажигалкой, но не прикуривает. Набирает номер телефона.

Андрей Иваныч, это Липкина Галя, ну да, Галина Аркадьевна. Андрей Иваныч, я сегодня в институт не приду. У меня свекровь при смерти, мне надо срочно быть у неё…. Примете экзамен без меня… Я знаю, что сегодня решается вопрос о моём назначении, но сейчас не могу… Алло!.. Алло, плохо слышно!... Какой заказ?... что в воскресенье?... не поняла… ладно, потом…

Отключается, набирает другой номер.

Петя, как мама? Нет, я еще не в институте и в церковь не ходила. Я сейчас приеду. Мне надо попросить у неё прощения… За что?.. Пауза. За то, что я никогда не желала ей здравствовать. Я ненавидела её… Петя! Не перебивай! Да, я ненавидела её изо всех сил. Я должна успеть попросить у неё прощения.

Отключает телефон, решительно выходит.  

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры в белом танцуют странный танец. Звуковой коллаж из радиопередач. На сцене остаётся женщина, на кровати, сделанной из медицинской каталки.

День третий. Среда. Рита.

Звонит будильник. Женщина спит. На первый звонок будильника не реагирует. Снова звонит будильник. Она говорит, не открывая глаз.

На зарядку… на зарядку… на зарядку, на зарядку становись!

Засыпает. Снова звонит будильник.

Да слышу я, слышу… Заткнись!.. Нет, сам он не заткнётся. Надо протянуть руку и отключить.

Не открывая глаз, шарит по тумбочке рядом с кроватью. Мобильник с будильником лежит чуть в стороне, она не находит его на ощупь.

Придётся открыть глаза. Сейчас, на счёт три. Раз… Два… Два с половиной… два и три четверти…

Снова звонит будильник. Она вскакивает.

Да чтоб тебя!

Привычным жестом собирает волосы в пучок. Начинает активно делать зарядку.

Среда. До выходных осталось два дня. Не считая сегодняшнего. Есть повод радоваться. Марго! Всё хорошо! Жизнь продолжается… На зарядку… (Активная зарядка становится вялой и сходит на нет) На зарядку, Ритка! Просыпайся, сукина дочь, опять на работу опоздаешь! (Снова пытается делать зарядку) Всё нормально, встаю по будильнику, иду на работу… Ха! Это так называется «иду». Ха-ха-ха. Если бы «иду»! Сначала еду в переполненном автобусе. Где нет места ни для сидения, ни для стояния, а только для втискивания! Потом в еще более переполненном метро, где уже и для втискивания места тоже нет… А только для сжимания и спрессовывания! Но как-то все же утрамбовались. Едем. Про пересадку лучше и вспоминать не буду. Это сцена из кошмарного сна. Зато вот последнюю часть пути – от метро до офиса, тут я – иду. Точнее, бегу! Потому что обязательно опаздываю. Вот как бы заранее я не вышла, все равно опаздываю. Но сегодня я должна прийти во время! Сегодня… О… Так, что-то мне сегодня приснилось, очень важное… во сне даже думала – не забыть!..  А! Везунчиков… Как будто мы вместе… Стоп – это под запретом… никаких воспоминаний! Ещё чего не хватало… Не думать, не думать, не думать…

Начинает делать зарядку активнее, неожиданно хватается за спину. Замирает посреди физкультурного упражнения в нелепой позе.

Тихо, тихо, тихо… Ничего, ничего, ничего… Сейчас отпустит… Сейчас.

Пытается разогнуться и выпрямиться. Не получается.

Ничего, ничего, ничего… Главное – спокойствие.

В скрюченном положении доходит до кровати, присаживается. Набирает телефонный номер.

Олька, это я. У меня тут мини ЧП. Спину опять прихватило. Ну да, как весной, да… Забеги, сделай укол. Что?.. Где? В Египте? А что ты там делаешь? Ах, ну да – пирамиды… А кто же мне укол сделает?.. Мазь? Ладно, попробую. Спасибо. Привет пирамидам.

Отключается. Пытается дойти до аптечки. Стонет. Садится обратно.

И как назло никого не позовёшь. У всех отпуска, все на дачах, в Египтах. Понятное дело, лето. А мне начальство сказало: «В прошлом году летом гуляла - в этом другие хотят». Вальке тоже так сказали, так она сразу уволилась. Ей хорошо, она на квартиру живёт. В смысле одну квартиру сдаёт, а в другой живёт. Вот повезло же дуре, две квартиры! Да я бы на её месте вообще не работала!

Делает из стула подобие костыля и медленно передвигается в сторону аптечки.

Сиди теперь все лето в городе из-за этой работы треклятой. Правда, летом в метро народу поменьше. На взгляд это не особо заметно, а вот по уровню сжатия на единицу внутривагонной площади… Точно меньше! Зато в автобусе… у-у-у… Если в жару, да в пробке… Так! Стоп! А на работу-то я как теперь?.. Надо позвонить предупредить. И врача вызвать. Больничный выписать…

Оглядывается в сторону телефона, она уже отошла прилично и находится как раз посередине между аптечкой и телефоном.

Рита! Ну-ка быстро успокоиться и сосредоточиться! Ты чего так распсиховалась? Подумаешь, спину прихватило. В первый раз что ли? Нет, не в первый, а во второй. Уже не страшно. Подумаешь, спина… Радикулит – примета зрелости. И вообще… Вообще есть классный повод не ходить на работу!!! Да? Ура. Ура. Ура. Но сначала – мазь!

Направляется все же к аптечке.

Сейчас сделаю себе обезболивание. Потом позвоню на работу, потом в поликлинику. Вызову врача и лягу. Лягу!!! Еще часок посплю. А потом буду читать. Да! Лежать и читать! Вот оно, счастье!

Дотягивается до аптечки, ищет нужную мазь.

Буду читать что-нибудь бессмысленное и простое. Для терапевтического эффекта. (Находит листочек бумаги) А это что за рецепт… (читает) Должно быть готово в воскресенье… Нет, это не то.

Находит нужную мазь.

Вот она.

Заглядывает себе через плечо на больную поясницу.

Лежа было бы удобнее, но до кровати я еще полчаса идти буду.

Устраивается в экстравагантную позу, облокачиваясь на стул, пытается намазать себе поясницу.

Ничего, ничего, ничего… Сейчас подействует. Зато весь день дома! Ни автобуса, ни метро, ни любимых коллег по работе… Ой, а она же не сказала, сколько мазать надо, может, весь тюбик? Или как? На всякий случай надо побольше.

Прислушивается к ощущениям в спине. Осторожно двигает тазом, пытаясь понять, стало легче или еще нет, неожиданно смеется.

Если бы сейчас сюда вошел мужчина… Могу себе представить, что бы он подумал!

Двигает тазом, хохочет. Сзади появляются люди в белых халатах – консилиум, обсуждая её позу. Резко прекращает смеяться. Консилиум исчезает.

Да ничего бы он не подумал. Нужна ему старая колоша!? Ну, не старая. Нет, еще не старая. Калоша среднего возраста. Они и на молодых сейчас не смотрят. Все, что им нужно, у них в компьютере. И вообще – о мужчинах – ни слова. Не существуют они для меня как класс. Ладно, надо отправляться в обратный путь – к телефону. А то зараза, Елена Валерьевна, опять начнет считать секунды моего опоздания и строчить докладную. А сегодня я лишу ее этого удовольствия.

Используя все тот же стул-костыль, пускается в обратный путь, теперь, приноровившись, двигается уже побыстрее.

Эта стерва, прости Господи, спит и видит, что бы кого-то премии лишили, или хотя бы выговор,.. чтобы кому-то было хуже, чем ей. Ей от этого хорошо. Современная форма садизма – офисная.

Дотягивается до телефона, набирает номер.

Её вся фирма ненавидит. Вся! Но она лучшая подруга жены шефа. А жена шефа – это святое.

В телефон елейным голосом.

Алё… Еленочка Валерьевна, это Рита. Доброе утро. Миленькая Еленочка Валерьевна, будьте так любезны, сообщите шефу, что у меня приступ радикулита… умираю. Да. Совсем умираю. Ни встать, ни сесть, ни разогнуться. Врача жду. Да, да, да… Спасибо за сочувствие. Да-а-а, ну, конечно, всего доброго. Всем привет, удачного рабочего дня.

Отключается, начинает от радости пританцовывать и напевать.

Я сегодня на работу не иду. Я сегодня не иду на работу! Не иду сегодня на работу я! На работу, на работу… ой, не иду, да не иду-у-у! Не иду-у-у-у… Ой, что это?

Свободно и легко двигает нижней частью туловища, выпрямляется.

Не болит? Не болит… то есть, как это не болит?.. Отпустило что ли? Или мазь подействовала… так сразу… Да не может быть… Зачем же так… И что же мне теперь делать? На работу что ли идти? А как же… лежать и читать?..

Чуть не плачет.

Так, спокойно. Тише, тише, тише. Спокойно. Если один раз прихватило, может и второй прихватить. Может-может. А если мазь, так точно опять прихватит, мазь-то временно действует. А если на улице прихватит… Нет уж, умерла так, умерла. Звоню в поликлинику, вызываю врача и в постель – болеть и читать, читать и болеть!

Энергично хватает телефон, запрыгивает в кровать, набирает номер.

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры движутся в рапиде. Звуковой коллаж из шумов города с проблесками аккордеона. На сцене остаётся женщина у окна.

День четвертый. Четверг. Вика.

Женщина стоит у окна, внимательно смотрит на улицу. Затем резко задёргивает плотную штору.

Раньше мы жили на втором этаже. В окно лезли ветки деревьев, за ними собачья дорожка, там собачники выгуливали своих любимцев, потом забор детского садика и снова деревья. А сейчас (снова смотрит на улицу, теперь через щель между шторами)… сейчас с двадцать второго этажа я вижу много-много-много домов, крыши, окна, подъезды, магазины, машины, пешеходы… И везде – люди. Люди-люди-люди… Господи! Как же нас тут много! А каждый человек – это мысли, проблемы, мечты, болезни, зависть, ненависть… Вокруг каждого человека всего этого столько! И таких человеков в одном доме столько! А домов во все стороны, куда ни глянь, до горизонта и дальше…

Когда я жила на втором этаже, я об этом не думала. А сейчас я ни о чём другом думать не могу (Достает пузырек с таблетками). Я мужа бедного просто измучила, он мне вот лекарство купил… от психоза. И уехал в отпуск. А я тут сама с собой разговариваю. А что? Если я такие вот лекарства должна пить, то имею право говорить хоть с господом Богом, хоть с инопланетянами, хоть с китайским императором. Вот (читает инструкцию) шизофрения, паранойя… Весело. Но я эти таблетки выбрасываю, что я больная что ли, эту гадость пить? А если про людей всё-время думаю, которых много… Так ведь их и вправду много, слишком много… На единицу объема пространства… и у каждого судьба, вещие сны там, предчувствия, внутренний мир… Космос. И каждую секунду еще кто-то рождается. Вот пока я инструкцию к лекарству читала, несколько человек наверняка где-то родилось. Да что где-то (Бежит к окну)… Вон, вон угол виден – роддом. А вон там (смотрит в другом направлении) больница и морг. В одно и то же время несколько человек вон там рождается. А вон там умирает. А я читаю про побочные явления лечения лекарством от шизофрении. А кругом – дома, дома, дома, люди, люди, люди… И удивительно, что при таком количестве людей, когда едешь в метро, обязательно знакомых встречаешь! Причём, именно тех, кого бы глаза не видели… Но в метро я теперь не езжу! Уволилась. По состоянию здоровья. И вообще я теперь на улицу не выхожу. Продукты и всё необходимое по Интернету заказываю, воздухом через форточку дышу. Зачем выходить на улицу? Ну, зачем? Чтобы там, среди толпы почувствовать себя каплей в море, песчинкой в пустыне, соломинкой в стоге сена,.. почувствовать себя ничем, пустотой? Ну, уж нет, спасибо, не хочу. Я когда в окно на всех смотрю, то я – это я, а все остальные – они, там… Хоть иллюзия, что я что-то значу. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться…» Я в молодости в театры любила ходить. Тогда раньше, в зале зрители… они смеялись вместе или плакали, смотря, что показывают, и вот уже все, кто в зале мне будто друзья, мы же один спектакль смотрим… А потом… то ли спектакли стали другие, то ли зрители, но и в театре – тоже толпа. Людей много, а ты – один. Я даже термин где-то умный слышала… Нет, не вспомню. Я его даже записала где-то (роется в бумажках на столе)… Вот – «безличная анонимность». Просто диагноз болезни. Типа «почечная недостаточность», надо же – безличная анонимность… Я и в метро поэтому ездить не могу. И на концерты. И в большие магазины. И в окошко смотреть страшно, у меня есть – вот…

Раздвигает жалюзи на стене. Там большая фотография, деревянная рама крестом. Дальше деревья, дорожка, забор.

Да, да. Это вид из моего окна на втором этаже. С этим видом я жила с детства, и других мне уже не надо. Наш старый дом сломали. Хрущоба. Понятно, кухня пять метров, в коридорчике вдвоём не разойдёшься, теснота невероятная. Но… летом у подъезда дедулька один на аккордеоне играл. К нему со всей улицы бабульки на музыку сходились. Будто и не в городе вовсе, а слободка какая… Когда переезжали, радовались – в хоромы едем, нам завидовали – повезло. А я там будто жизнь оставила… Тополь мой под окном, я с ним каждое утро здоровалась… Бомжи знакомые, я им вещи отдавала старые, посуду… Собак опять-таки по кличкам знала. Они своих хозяев по часам выгуливают… А здесь… Крыши, крыши, крыши… Дома, дома, дома… Муравейник. Безличная анонимность… (Открывает коробочку с лекарствами, высыпает часть таблеток на стол) Я же их вчера выбросила, а они опять здесь. Или я их только хотела выбросить? (Наливает стакан воды, собирается выпить лекарство) Ну зачем я буду это пить? Разве я больная? Я понимаю, кто я, где я, осознаю все свои… недостатки. Меня пугает огромный город за окном. Но разве это – болезнь? Любой человек испугается, если вдруг задумается. Просто люди научились жить, не думая. И я раньше умела. Только вдруг разучилась. Наверное, всё же это болезнь.

Высыпает еще таблетки из коробочки, собирается выпить, передумывает. Набирает номер телефона, говорит деланным голосом.

Виктор Николаич, наконец-то я дозвонилась до вас. Кто говорит? Виктория. Прекрасная незнакомка. Виктор и Виктория – должно быть это судьба. (Своим голосом). Да расслабься, Витюш. Я это, Вика – жена твоя законная, в Москве оставленная… Да шучу я, ничего не случилось, просто контрольный звонок, чтобы ты был уверен, что у меня все хорошо. Да… Ну обычно ты звонишь, а тут я, не дождалась…  Таблетки выпила… Ладно, больше не буду. Загорай. Купайся. Развлекайся… До воскресенья!..  И я тебя целую.

Пауза.

Разумеется, у него кто-то есть, ну не один же он там развлекается. Я в принципе, даже знаю, кто. В его возрасте просто не прилично не иметь любовницу. Особенно, если жена не первой молодости. Да я не ревную, правда, не ревную. Да вообще об этом не думаю. Вот о том, что людей много, думаю. Особенно в Китае проблема перенаселённости, ограничение рождаемости… Вот о том, сколько китайцев на земле, думаю. А о том, сколько любовниц у мужа, и что он с ними делает – не думаю.

Прибавляет к таблеткам на столе еще, пересчитывает общее количество.

Когда я была маленькой, у нас все мальчишки в классе хотели быть космонавтами. Люди вообще тогда как-то всерьёз собирались летать к звёздам, Луну осваивать, потом Марс… Сейчас не собираются. Да и правильно, чего там, в космосе делать? Тут бы с Землёй разобраться. Хотя сейчас в целом все-таки лучше. Точно лучше... чем при Иване Грозном. Теперь на кол не сажают. Это ведь уму непостижимо – живого человека насквозь… Да еще так аккуратненько, чтобы сердце не задеть, чтобы он не умер сразу, а всё чувствовал и мучился… Я читала, что плюс ко всему этому кошмару еще и близких его заставляли на это смотреть… И если это… любимый… муж, отец или сын… Ой… (Высыпает все оставшиеся таблетки, сгребает их в горсть.) А женщин на кол, кажется, не сажали. Им глаза выкалывали… У-у… Вот зачем? Зачем, зачем, зачем я про всё это думаю? Как с этим жить?.. А ещё – инквизиция, пытки, гестапо… Как, зная про всё это, думать про любовниц мужа? Это же такая мелочь… А может, на этом самом месте, где наш дом стоит, был какой-нибудь пыточный сарай... а я тут, на этом самом месте, буду из-за мужа переживать? Ха! Да у нас вообще фантазии не хватит, чтобы представить, что чувствует человек, которого сажают на кол. И хорошо, хорошо, хорошо, что не хватит. Иначе бы всем пришлось вот эти таблетки пить. Всю жизнь.

Пересыпает таблетки из руки в руку. Играет ими, как бусинами.

Он каждый день звонит и спрашивает, выпила ли я лекарство. Раньше, когда у него не было этих любовниц, я и про Ивана Грозного не думала, и про увеличение рождаемости в Китае... а потом дети выросли и разъехались,.. у мужа началась активная личная жизнь… А я… Я стала чувствовать, как гудит воздух от трения человеческих мыслей, я стала переживать за умерших много лет назад… Короче, я… сошла с ума.

Неожиданно берет в рот всю горсть таблеток. Какое-то время держит их во рту, закрывает глаза. Появляются люди в белом, раскручивают её, потом исчезает. Она сопротивляется, потом убегает. Слышен шум воды. Возвращается с полотенцем.

Нет, нет. Не буду я их пить! Не дождётесь! Не буду. Во всяком случае, не сегодня. Как бы он обрадовался, если бы я это сделала. Как бы он был мне благодарен. Я ведь понимаю, что мешаю ему. Я его не держу, но разводиться ему по статусу не положено… Вот если бы несчастный случай… вдовец – это так трогательно, так романтично. И престиж сохранён, и руки развязаны. Я просто обязана ему помочь.

Достаёт еще одну, новую упаковку лекарства, подходит к окну. Смотрит через щель в шторе вниз.

Когда люди такие крошечные, то кажется, что убивать их просто. Одного человека в упор – трудно. А кучу, вон хоть ту, у маршрутки… да плёвое дело. И это всего 22-й этаж. А Бог – он же еще выше. Как он нас оттуда, с такой высоты, любить умудряется?

Высыпает на стол таблетки из новой упаковки. Неожиданно замирает, от пришедшей мысли.

А что если я ему нужна? Не Богу, разумеется, а мужу?! Как только я умру, его любовницы между собой начнут ссориться. Каждая захочет стать женой. И как ему неловко будет выбирать. И как ему потом заводить новых любовниц при молодой жене? А он уже привык… Ой-ёй-ёй… А пока есть я, у него этих проблем нет. Значит, я ему нужна! (Сметает решительным жестом все таблетки со стола на пол.) Я ему полезна. А полезность гораздо надёжнее любви. (Энергично раскрывает шторы на окне, закрывает жалюзи на стене.) Но если я ему нужна, то зачем он столько лекарств накупил?

Из разных мест в квартире достает упаковки всё того же лекарства, ставит их на стол. Что-то распаковывает, высыпает, что-то оставляет в коробочках.

Сколько я их уже выбросила. А они на каждом шагу… Он, наверное, все аптеки скупил… Но я не буду их пить! Не буду! Не буду!.. Во всяком случае, не сегодня…

Уходит.

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры в белом пьют кофе. Звуковой коллаж из компьютерных звуков. На сцене остаётся женщина, на роскошной кровати, сделанной из медицинской каталки.

День пятый. Пятница. Зухра.

Она нежится в постели, немного помурлыкав от удовольствия, кричит вглубь квартиры.

Милый! Где мой кофе? Уже утро! Ау! Где мой утренний кофе в постель? Твоя девочка хочет кофе! А-у-у… А в ответ тишина. Что бы это значило? Ой, сегодня же пятница! Он на рыбалке… Рыбалка – это святое. Кофе в постель отменяется, придётся идти самой на кухню и варить себе кофе. Ужас! И так почти каждую неделю по пятницам. Маринка придёт не раньше двенадцати, сварит обед, уберётся и слиняет… Пятница. Значит, вечером придётся ещё и самой посудомоечную машину запускать. Ужас (Рассматривает маникюр). Даже не верится, что когда-то я все это делала сама. И не только это… Так, очередная порция к будущим мемуарам (Включает диктофон, стоящий на прикроватной тумбочке). Мой муж украл меня из родительского дома. Но вовсе не потому, что у меня восточные корни, то есть, в каждом у нас есть хоть капля татарина, но я не об этом. Просто, когда мой будущий муж узнал, что меня зовут Зухра, он решил, что он меня украдёт. Ну, в смысле это романтично. А родители вообще считали, что он из бедной семьи. И получилось, что мы только хотели разыграть кражу, а пришлось красть по-настоящему. Ну, потом нас, разумеется, простили. Особенно, когда мой драгоценный супруг вдруг разбогател… (смеётся), тут вдруг оказалось, что мои родители сами ему помогали меня красть. В нашей стране непредсказуемое прошлое даже на уровне отдельной семьи.

 Лениво встает с кровати, надевает очень красивый, явно дорогой халат, смотрит в окно.

С добрым утром, любимый город. Без утреннего кофе я люблю тебя чуть меньше. Но ты меня любишь как всегда, потому что я этого достойна. Тьфу… Надо прекратить так много смотреть телевизор. Эти рекламные слоганы просто замещают нормальную речь… Хотя… с другой стороны, что в этом плохого? Рекламные слоганы сочиняют профессиональные писатели, то есть, это вполне литературный язык. Да! Значит, я достойна всего, что у меня есть и что еще будет. А всё, что будет – будет ещё лучше, чем есть! (Прислушивается к тому, что только что сказала) Звучит по-дурацки, но зато позитивная установка на весь день. Надо записать! (пододвигает к себе диктофон, повторяет фразу.) Я достойна всего, что у меня есть и всего, что еще будет. А всё, что будет – будет ещё лучше, чем есть.

Напевая, уходит на кухню, оттуда слышен её голос.

Всё будет хорошо,

К чему такие спешки.

Всё будет хорошо,

И в дамки выйдут пешки.

И будет шум и гам,

И будут сны к деньгам,

И дождички пройдут по четвергам.

На кухне что-то с грохотом падает.

Чёрт… ну, и ладно. Могу выпить растворимый.

Песня звучит снова, но уже не так оптимистично. Она возвращается в комнату с чашкой кофе.

Так, какие у меня на сегодня планы?

Включает диктофон на воспроизведение. Слышен ее голос в записи.

«Спокойно ночи, милая Зухра. Сладких тебе снов, дорогая. Не забудь, что завтра у тебя: по пробуждении – несколько слов к мемуарам…»

Она. Это можно уже вычеркнуть.

Голос на диктофоне продолжает:

«В 11.30 – пятнадцатая серия твоего любимого сериала, в 14.00 – бассейн и тренажёрный зал, 16.40 – косметолог, а вечером ты приглашена на концерт…»

Она. И кто же это меня пригласил?

Голос на диктофоне продолжает:

«…тебя пригласила твоя золовка Люся…»

Она резко выключает диктофон.

Не могла соврать, что импозантный мужчина неизвестного происхождения. Не могла с вечера записать что-нибудь, что бы порадовало с утра… Нет, я всё пишу честно. Правду, правду, и ничего, кроме правды… (ёрничая) «Как учит коммунистическая партия, как завещал великий Ленин». Обрывки старых лозунгов смешались в голове с новыми рекламными слоганами… Клиповое сознание на фоне исторического эклектизма. Но главное, что я правильная и хорошая. А раз я такая хорошая, значит, я достойна хорошей жизни!

Некоторое время пьёт свой кофе молча.

Растворимый кофе – такая гадость. И как его люди пьют.

Пьёт дальше.

Гадость. Да. Абсолютно. Однозначно. Так, а что я сегодня надену на концерт?

Достает из шкафа наряды на вешалке, крутится перед зеркалом, прикладывает наряды к себе.

Это совсем вышло из моды. А это стало мало, но… Надо срочно худеть. А это почему-то велико, надо толстеть. Но похудеть и потолстеть одновременно… Результат будет не слишком заметен. Придётся и то, и другое отдать Маринке. А вот это,.. это очень хорошо, очень. Жаль только, что надевала это в прошлый раз. Ну разве можно два раза подряд приходить в одном платье?! И говорить не о чем. Конечно, нельзя. Это даже не обсуждается. Что же делать? А вот это, ну-ка, ну-ка… Нет, это утренний цвет. Если бы концерт был днём, тогда другое дело. А для вечера не подходит… А вот это было бы замечательно, если бы я шла с мужчиной! М-да… Но я иду с женщиной. Просто нечего надеть… О, вот… Вот то, что мне сегодня надо!

Прикладывает к себе наряд, удовлетворенно разглядывает себя в зеркало, вдруг мрачнеет, разглядывает предельно внимательно, затем в ужасе.

Что? Пятно? Откуда? Не может быть!.. Да пятно. Маринка! Надевала без разрешения! Вычту из зарплаты! И никаких подарков! Да вообще уволю. Подумаешь, вкусно готовит… Надо же… пятно… а может, это я сама, и Маринка ни при чём? Когда я надевала это в последний раз?.. На старый Новый год, кажется… Всё равно Маринка виновата, как она допустила, что бы у меня в шкафу висело платье с пятном!

Тычет в пятно пальцем и не может его найти.

Нет, не здесь… или… Или – вот… ну и что, что оно не сильно заметно, я же его где-то здесь видела, сейчас найду, сейчас-сейчас…

Надевает очки, разглядывает платье, задевает чашку с остатками кофе, жидкость выливается на платье.

Вот! Вот пятно! Я же говорила! Совершенно не в чем идти. Придётся позвонить Люсе и отказаться. Ведь пятно на платье – это очень уважительная причина!

Включает диктофон на запись.

Милая Зухра! Добрый день! Не забудь позвонить Люсе отказаться от концерта. Затем надо сделать втык Маринке за… за всё. И ещё надо съездить купить новое платье для будущих концертов. Пока всё. Я тебя обожаю. Ты – чудо!

Переключает диктофон на воспроизведение. Тот же текст звучит в записи. Она слушает его с удовлетворением.

Хорошо. Так. Ладно. На концерт я не иду. Это решено. А в чём я буду смотреть любимый сериал? (Разглядывает себя в зеркало) Что-то мне сегодня лень… Может, артисты не обидятся, если я их сегодня, ну только один раз в виде исключения, посмотрю прямо в этом халате? А?.. В конце концов, они же в телевизоре и по большому счёту, им без разницы, в чём я их смотрю. (Хихикает.) Да хоть голая!.. Ой! А что если попробовать! Вот сяду перед телевизором голая и буду смотреть. И он оттуда, с экрана, этот симпатяга с бородкой, зырк глазами, крупный план… А я тут голая. О-о-о… Ой, даже в пот бросило…А Маринка придёт обед готовить, а я ей не открою, а я с мужчиной. А вот если бы ещё этот с бородкой на крупном плане в этот момент сказал: «Любимая! Единственная! Свет моих очей!»… Вот только не надо мне напоминать, что это он своей дур-р-ре молоденькой грудастой говорит. Я её совсем не замечаю, она там где-то за кадром и плевать на нее. Мне он это говорит. Мне! А если муж с рыбалки вернётся…

Хихикает, потом вдруг становится очень серьёзноё, убирает все наряды в шкаф, пытается допить остатки кофе, хотя чашка уже пуста. Включает, выключает диктофон.

А не вернётся он… с рыбалки. То есть, вернётся, но не ко мне. Он ушёл. Неделю назад. К другой женщине. Оставил мне роскошную квартиру, домработницу, денег… Достойно ушёл. Я не только ненавидеть, я даже обидеться на него не могу. Не за что. Он не бросил меня. А именно – ушёл.

Сдерживает подступающие к глазам слёзы, снова нажимает на кнопки диктофона. Говорит очень бодрым голосом.

Дорогая Зухра! Не забудь умыться холодной водой! Проснись и пой! Завтра будет лучше, чем вчера! Ты этого достойна!

Включает воспроизведение, прослушивает запись.

«Завтра будет лучше, чем вчера!»

Диктофон повторяет эту фразу разными голосами. На заднем плане появляются фигуры, обыгрывают каталку, как детскую колясочку с ребёнком. После очередного «Завтра будет лучше, чем вчера!» Вдруг звучит: «И не забудь про заказ!»

Пауза.

Он так ребёнка хотел... а я… Что-то у меня там… После аборта того давнишнего… И ведь все лечения без толку. А приёмного он не хотел. Да, он правильно сделал, что ушёл. Я его очень понимаю…

Снова включает диктофон на воспроизведение, слышен её бодрый голос

«Завтра будет лучше, чем вчера! Ты этого достойна!»

Пауза.

Пошла смотреть сериал.

Уходит.

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры в белом ходят, сталкиваются, падают, встают, идут дальше. Звуковой коллаж из песен о любви. На сцене женщина  делает дыхательные упражнения.

День шестой. Суббота. Юля.

Она делает замысловатые физические упражнения, напоминающие что-то из йоги. Сосредоточенно, медитативно.

Время отступает. Вдох. Отступает время. Выдох. Я молодею. Вдох. Молодею я. Выдох. Я всё моложе и моложе! Вдох – выдох. Задержка дыхания. Вдох – выдох.

Делает несколько энергичных активных упражнений и снова переходит в плавный ритм смены поз.

Мне наплевать на мой возраст. Тьфу. Тьфу. Тьфу. Вдох. И ему нет до меня никакого дела. Выдох. Мы расходимся в разные стороны. Вдох. Задержка. Выдох. Ему налево. Мне направо. Или лучше мне налево? Ой, устала. Малюсенький перерывчик, совсем крохотный.

Валится на стул. Отдышивается. Берёт зеркало, рассматривает себя.

Душка! Милашка! Красавица! (Пауза.) Глаза б мои на тебя не смотрели…

Наносит на лицо густой слой крема. Затем набирает номер телефона.

Дарья?.. Ну что он?.. Да Юля это говорит, не томи… Богатой буду. Спасибо, только сейчас меня другое волнует. Чего заикаешься? Что он сказал?.. Ну, говори уж. Истерики не будет, в обморок не упаду… Да сижу уже, падать некуда. Говори… Пауза. Что так и сказал? Пауза. Здесь я, всё в порядке… Ты правильно сделала, что передала, спасибо тебе… Не переживай. Хотя такой подставы от шефа я не ожидала… Пока.

Отключает телефон, некоторое время сидит абсолютно неподвижно. Будто даже забыла дышать. Затем первой попавшейся под руку тряпкой стирает крем с лица. Снова сидит статуей. Медленно начинает оживать.

Но он же обещал послать нас вдвоём и никому – о том, что я просила...

Начинает ритмично глубоко дышать.

Раз. Два. Три. Задержка. Два. Три, выдох, два, три… Не помогает.

У нас в школе была училка – русичка. Старая дева. Она влюбилась в физрука. Здоровенный такой лось, молодой, только что из института. Вся школа над ней смеялась: и ученики, и учителя. А ей тогда лет было куда меньше, чем мне теперь. А учителю физкультуры почти столько, сколько… Какая же я молодец, что я эту проверку придумала устроить. Дашка не врёт, чего ей врать, смысла нет, и трепаться не будет, может удастся скрыть… Хотя… Все и так догадывались, а теперь уж… Да и как тут что скрывать? Когда я его только вижу, голова кружится, ноги подкашиваются. Но догадываться – не значит знать. Доказательств не было, пока шеф... Ну, неужели он не понимает, что натворил?.. А вот теперь всем будет смешно.

Убирает подальше зеркало, косметику. Ставит музыкальный диск. Звучит музыка, популярная лет двадцать назад.

Под эту музыку я свои первые романы крутила. А он – первые шаги делал. Смешно. Но ведь зачем-то посылается человеку это безумие? Зачем? Испытание? Наказание? Когда со мной впервые такое случилось, думала с ума сойду. Но тогда это было не смешно, а красиво. Его звали Роман, Ромео. А Юлия – Джулия – Джульетта. Ромео и Джульетта. Мы чуть не поженились… в 16 лет. А потом его родители переехали в Ленинград, ну и он с ними. И как-то – рассосалось. Хотя мы долго переписывались, и он даже приезжал на каникулы.

Вторая любовь была безответной и ещё сильнее первой. Ну, естественно, безответная же. Четыре года я жила, как во сне, писала стихи, страдала бессонницей. Думала, что больше уже никогда… А потом  встретила своего первого мужа. Будущего первого мужа… Тогда, конечно же, единственного. И так всегда! Кажется, что всё, что было раньше, всё не то, всё слабее. А после быть уже ничего не может, только вот это – настоящее – единственное и самое-самое-самое!.. Даже сейчас, когда я уже столько раз через это проходила, я снова чувствую именно так…. Бесы? Ну, как же бесы? Я когда влюблена, весь мир другим вижу – лучше, добрее; и всем помогать хочется, и сил откуда-то столько!.. Кажется горы свернуть могу… А когда-то давно, когда к мальчикам я была еще равнодушна, я так же сильно героев книг любила, и фильмов. Штирлица больше всех. И Айвенго. Но Штирлица всё же сильнее.

А что если я сейчас ему позвоню? Я вчера создала кучу предлогов!

Ставит видео, где на записи банкет или вечеринка, шум веселящихся людей. Набирает номер.

Алло… Алоо… Плохо слышно, здесь шумно… Это Юля, ну Юлия Алексеевна. Я тут в одной компании, у них тут много записей старых фильмов. Ты про какой фильм вчера спрашивал, напомни, я спрошу здесь… (Кричит в сторону видео.) Да тише вы там, не слышно же…

Пытается сделать тише. Но путает кнопки и делает сначала громче. Потом совсем тихо и, наконец, добивается уровня естественного фонового шума.

Что? Я еще вот что хочу спросить… там шеф про эту командировку говорил… ты не очень обидишься, если я не смогу?..  Что? Он сказал, что я сама просила?.. (деланно смеётся) Что-что он ещё сказал?.. да, он у нас известный шутник… Конечно, Катя только после института, но она же будет с тобой… вместе вы справитесь… Плохо слышно… я перезвоню… Пока.

Отключается. Пауза.

Глупо. Конечно, глупо… но звонить больше не буду. Во всяком случае, в ближайший час.

Набирает телефонный номер.

- Виктор!..  я знаю, что ты отправляешь его с Катей. Скажи мне только, зачем ты это сделал?.. Да какая конкуренция? Ты же знаешь, что я вообще не об этом думала… да, влюблённая старая дура, но я доверила это только тебе как другу, а теперь об этом болтает вся фирма… ты дерьмо, Витя!

Бросает трубку, относит телефон в дальний от кресла угол, затем забирается на сидение с ногами. Сжимается калачиком. Становится похожей на маленькую девочку. Запись видео кончается. В наступившей тишине слышно, как она стонет.

У-у-у-у-у… Господи! Помоги справиться с этим! Помоги! У-у-у-у-у… Люблю, лю-у-у-у-у-ублюу-у-у этого мальчишку... как никого и никогда еще не любила... Что же делать то… теперь-то вообще никаких надежд… А-а-а-а-а… Не могу-у-у-у-у… (Кричит вверх.) Люблю! Да-а! Лю-блю!

Срывается с места, подбегает к телефону, хочет его схватить, замирает, бьёт себя по рукам. Возникают люди в белых халатах, которые ходят и тихо, в полголоса подвывают: «Дожить до воскресенья! Дожить до воскресенья!».

(Юля кричит) Я не люблю-ю-ю!!! (Люди исчезают) Я не люблю цветы. Когда их дарят, они такие красивые… несколько дней в вазе. А потом… такие жалкие, и их надо выбрасывать. Я не могу видеть увядшие цветы в мусорной корзине. Не могу! И еще не могу видеть детские башмачки на улице в контейнере с мусором, или кукол с оторванными руками, особенно, если на снегу. Зачем я всё это говорю. Зачем я вообще говорю сама с собой?.. Да, чтобы не думать о нём и не звонить. И ещё – чтобы не убить шефа. Сволочь… Надо начать читать какой-нибудь детектив. Точно, детектив – это выход. Главное, не смотреть на телефон, не думать, не звонить, не убить... Главное – не наделать глупостей. Не наделать, не наделать… делать, делать. Делать… А может, это единственное, чего ради вообще стоит жить! Делать глупости из-за любви. Ведь, если хорошенько вдуматься, то все подвиги с точки зрения здравого смысла – глупость. Но – совершённая ради любви – к родине, к семье, природе, женщине – глупость вдруг становится подвигом (Смеётся). «…не ради славы. Ради жизни на земле…» О! Я еще могу смеяться. Это – хороший симптом. А вдруг это я УЖЕ могу смеяться. В смысле, что ничего другого мне уже не осталось. Тогда это скорее грустно, чем весело. Тогда… Что тогда? Надо срочно дойти до метро и купить детектив. Всё. Решено.

Собирается, проверяет деньги, другие дамские мелочи в сумочке.

Иду до метро и обратно. Зачем мне всё это? Помада, тушь, тени, крем для рук, карандаш, блокнот, салфетки, календарик, записная книжка… Конфета, еще одна конфета… шоколадная… Духи, проездной, два проездных, новый и старый… А какой из них старый? Шпильки, лак для волос, расчёска, пилочка для ногтей… Открытка с 8 марта, паспорт, удостоверение… Какая-то квитанция… Чехол от мобильника, пуговица… (Пауза.) Вот мужчина, собираясь до метро, взял бы кошелёк и ключи. Ну, еще телефон. Так, стоп. О телефоне ни слова. Я о другом. А о чем? О том, что ни одна женщина не выйдет на улицу, даже до метро и обратно, без сумочки с кучей ненужных вещей. Почему? Вопрос. Потому что – а вдруг… Мало ли, какое приключение может ждать по дороге к метро! Так. Всё. Пошла. Без телефона!

Направляется к выходу. Звонит телефон. Она бросается к нему. Замирает над ним.

Не буду. Не буду. Не буду снимать трубку. Я иду покупать детектив

Звонит телефон.

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры в белом отстукивая чечётку, сжимают кольцо всё уже вокруг каталки – письменного стола. Звуковой коллаж из звуков ударных инструментов. На сцене женщина  сидит за компьютером, энергично стучит по клавишам. Над нею люди в белом сгрудились, как будто собираются делать операцию. От последнего звука фигуры исчезают.

День седьмой. Последний. Женщина без имени.

Она тянется за сигаретой, пачка пуста. Отбрасывает её. Работает дальше. Встает, что-то ищет, не находит, работает дальше. Звонит телефон.

Да… Нет! Еще нет, не успела. К утру будет готово… Нет, ещё не утро, еще есть время, у меня будильник заведён… Будет! А будешь ругаться – не будет… никогда. Да плевать мне на аванс… не нуди. Ну, сказала, успею. Всё. Мой метод меня еще не подводил. Да пошёл ты…

Отключается. Работает дальше. Звонит телефон.

Ну?.. Твое доброе имя гроша ломаного стоить не будет, если я откажусь на тебя работать, понял? Ищи себе другого негра… Я сказала, к утру всё будет готово… Ну и что, что ты не видел даже набросков… А если будешь разговаривать со мной в таком тоне, то не увидишь их никогда. Мало ли, что у нас обычно, а на этот раз иначе. Всё! Будешь ещё звонить, вырублю телефон.

Отключается. Работает дальше. Звонит телефон. Она не обращает внимания. Телефон замолкает. Через некоторое время и стук по клавиатуре тоже стихает.

А дальше не знаю… Всё. Имею право на творческий кризис.

Приносит из кухни напиток «Тан» и почти пустую бутылку водки.

В крайнем случае, отдам без финала, пусть сам дописывает… хе… Он – допишет. Смешно.

Достаёт из комода парик и очки.

Финал можно оставить и открытым. Почему нет? Шесть женщин, шесть судеб и никаких обобщений. Monday, Tuesday, Wednesday… до субботы. А день седьмой останется за кадром, потому что… Sunday – день тяжёлый… в этот день положено думать о душе… А вовсе не работать… Ладно, лирику в сторону. Напрягаю извилины.

Из ящика стола достаёт мазь от радикулита.

Проще всего предположить, что все героини живут в одном доме, и организовать им случайную встречу… у подъезда… скажем, на общем собрании… Чушь.

Раздвигает на стене жалюзи, скрывающие фотографию за рамой.

А может, придумать маньяка убийцу, который их всех – чпок… А в следующей серии начнётся расследование. И очередные шесть серий у меня в кармане! Ес! Хороший вариант!

Бежит за компьютер.

Только… что-то мне их жалко убивать. Я же целые сутки была каждой из них, сроднилась как-то… Вот убью их, и сама заболею. Оно мне надо?

Из шкафа достаёт платье с пятном от пролитого кофе.

А может, все они будут связаны с одним мужчиной? Нормальная идея. Одна – его бывшая жена, другая – будущая жена, третья – любовница, четвёртая – брошенная любовница, пятая – внебрачная дочь, шестая… сообщница по наркобизнесу! Круто. И вот его… убивают!.. И оказывается, что… Тьфу ты… Какая-то мыльная опера получается. Штамп номер двадцать восемь… или двести восемнадцать.

Звонит телефон.

А я не хочу писать… халтуру. Даже если горят сроки.

Отключает телефон. Включает диск с музыкой популярной двадцать лет назад.

А что, если написать ещё одну коротенькую историю, седьмую. Про женщину, которая придумывает себе разные жизни, потому что просто прожить одну, у нее нет сил… Так, так, так, уже теплее… Нет у неё мужества увидеть ту пустоту, которая открывается с любой точки её обыкновенной, ничем не примечательной, судьбы.

Включает диктофон. Перематывает. Снова включает, звучат фразы Любы, Гали, Риты, Вики, Зухры, Юли.

- Я не могу видеть увядшие цветы в мусорной корзине, детские башмачки в контейнере с мусором и кукол с оторванными руками…

- Обрывки старых лозунгов смешались в голове с новыми рекламными слоганами… Клиповое сознание на фоне исторического эклектизма.

 - Когда люди такие крошечные, то кажется, что убивать их просто. Одного человека в упор – трудно. А кучу… да плёвое дело.

 - …чтобы кому-то было хуже, чем ей. Ей от этого хорошо. Современная форма садизма – офисная.

- …я была уверена, что вопросы эти литературно-исторические, так сказать, явление культурологии. А оказалось, что вопросы про меня…

 - Потому как если самой не пить, то крыша едет от картины окружающего мира, который, как известно, объективная реальность и сделать с которым ничего нельзя, кроме как выпить.

Выключает диктофон.

Какая-то чернуха получилась.

Садится к компьютеру.

По-хорошему, надо вообще всё переписывать.

Звонит телефон, она с недоумением смотрит на него.

Ты чего? Я же тебя отключила? Совсем что ли… Уй-о… Это же будильник.

Пауза.

Время истекло. Сочинить я ничего уже не успею. Остаётся написать правду, что эта седьмая женщина пишет про других… Просто их сочиняет, чтобы заработать на хлеб насущный,.. но тогда… и эта последняя история тоже придуманная. А на самом деле? Что же тогда на самом деле? На «са-мом де-ле»… Что за дело такое – самое? Может оно и есть, только то, что мы себе сочиняем… Как сочинишь, так и заживёшь. Каждому по вере его…

Снова включает диктофон, звучат фразы.

- Начинаем неделю со слова «любовь». Хорошее начало недели.

- Я должна успеть попросить у неё прощения.

- …для терапевтического эффекта. Лежать и читать! Вот оно – счастье!

- А Бог – он еще выше. И он нас оттуда, с такой высоты, любить умудряется!

- А всё, что будет – будет ещё лучше, чем есть.

-…мало ли, какое приключение может ждать по дороге к метро.

- Каждому по вере его…

Перестановка, на фоне мигающего света, фигуры в белом снимают с неё парик, вытирают косметику, переодевают – это оказывается мужчина. Звуковой коллаж из предыдущих текстов.

Виктор. Нельзя писать так много женских монологов. Уже снится, что я – баба! Ух!

Звонит телефон.

Да, да. Заказ выполнен. Сегодня – воскресенье. Сейчас отсылаю. Диктуйте адрес! Подождите, но это же мой адрес!.. Вы что, издеваетесь?.. что за шутка?

Белые фигуры подходят, забирают у Виктора компьютер, укладывают его на каталку, накрывают простынёй. Звук кардиограммы. Голоса медиков: «Кажется, очухался… Жить будет!.. Надо же, надежды практически не было… Бывает…»

В реанимации

Звуки кардиограммы, часов, звонков. Люба в белом халате оказывает ему медицинскую помощь. Виктор приходит в себя.

Виктор. Что это?.. Где я?

Люба (готовится сделать укол). В реанимации.

Виктор. А что со мной?

Люба. Есть Бог на этом свете… я знала, что Он тебя накажет…

Виктор. Не понял… Люба?..

Люба. Надо же, узнал! Я думала, что ты нас забыл. (Пауза)

Виктор. Ты – тут?..

Люба. Надо же было как-то выживать, когда ты нас обоих из фирмы вышвырнул и деньги все прикарманил. Вот и освоила новую профессию – горшки из-под лежачих выносить…

Виктор. А что со мной?

Люба. Пока тебя оперировали, надеялась, что помрёшь… А теперь вот укол делаю, чтобы выжил. К тебе посетитель. (Делает укол, уходит).

Заходит Вика, жена.

Вика. Ну, вот, Витенька, хотел меня на тот свет отправить, да только я вперёд тебя не рвусь.

Виктор. Вика, что со мной? Инфаркт? Инсульт?

Вика. Жить будешь, а вот по бабам больше не побегаешь.

Виктор. Что?!!

Вика. Да не пугайся ты, кобелино, всё у тебя на месте, да только от перевозбуждения – сразу на тот свет попадёшь.

Виктор. Вика, что за чушь ты несёшь?

Вика. Я впервые в жизни говорю тебе то, что думаю.

У неё звонит мобильник, она отходит поговорить.

Виктор. Ничего не понимаю… что-то я должен был сделать… какой-то заказ… ну, да, сценарий про женщин… Люба, Вика, Зухра, кто-то ещё… но почему – сценарий?.. с какой стати?..

Вика (возвращаясь с мобильником). Ты знаешь, кто звонил?.. Галя, твоя сестра. После всего, что ты с ней сделал, она ещё спрашивает, как ты себя чувствуешь и за здравие молится… идиотка.

Виктор (стонет). Я… кажется, понимаю, почему… я всё понял… (тянется к телефону) дай… дай мне… позвонить…

Она медленно отдаёт ему телефон, уходит. Освещение слегка меняется. Он звонит по мобильнику, приподнявшись на кровати.

Виктор.  Юлечка, это я… Тут какая-то чушь… я в реанимации… ты уже знаешь?.. и на фирме все?.. мне  срочно нужна твоя помощь… У нас есть тур на карнавал… нужно пять приглашений за счёт фирмы… и проследи лично, чтобы их приняли и чтобы все доехали… Любовь, Галина, Маргарита, Виктория, Зухра… адреса, телефоны – у меня в рабочем компьютере… в папке «женщины».

Карнавал

Свет меняется, он перемещается вместе с каталкой, одновременно переодеваясь. В медицинские шумы вплетается карнавальная музыка. Появляются женщины, одетые в яркие карнавальные костюмы и маски, как бы вовлекая его в танец. Остальные исчезают в полумраке, он остаётся с Галиной.

Виктор. Сестричка! Сколько же мы не виделись?..

Галина. Разве это важно?

Виктор. Пойми, я тогда был уверен, что деньги вернутся с лихвой, и мы купим тебе новую квартиру, ещё лучше… кто же мог подумать, что этот дефолт?.. Всё рухнуло тогда… всё…

Галина. Ты помнишь, что мама сказала перед смертью: «Всё на тебя записано, ты – старший. Но Галочку не обидь»! Она была уверена, что ведь – родные… как же можно оставить без крыши над головой?!..

Виктор.  Я позвал тебя, именно для того, чтобы попросить прощения – при всех, публично…

Появляется Рита, Галина отходит.

Рита.  Победитель! Ты всегда умел превращать свои недостатки в достоинства, а поражения – в победы.

Виктор. Ритка! Ты шикарна, как всегда.

Рита. Ты издеваешься? Старая, никому не нужная кляча…

Виктор. Я наверное очень виноват перед тобой. В реанимации у меня было время подумать… Я писал сценарий про тебя… представляешь… мне снилось… или это было видение… я как будто был тобой… я всё понял…

Рита. Что ты  понял, что?.. что я всю жизнь только тебя и любила, и не смогла быть ни с кем, никогда!..

Виктор.  Но ты же была такая молодая, красивая…

Рита. Да, красивая…  Я тогда как раз белое платье примеряла, думала, что завтра в ЗАГСЕ мы будем самая красивая пара… а тут твой звонок… в этом белом платье меня и увезли в больницу… потом я ещё несколько раз пыталась… я не хотела жить… да и сейчас не слишком хочу… Понял он! Да у мужчин вообще нет того, чем можно это понять…

Виктор.  Ну, я сволочь, но зачем же про всех?

Рита. А для меня ты и был – все! (Уходит)

Ему трудно дышать. Подходит Люба.

Люба. Что, плохо? Лекарство не дам. Хотя у меня есть.

Виктор. Люба! Ты путаешь! Дмитрий твой… он же не потом начал пить, он всегда пил, пусть, не так сильно, но пил… и тогда, на очень важную встречу он пришёл пьяный и у нас всё сорвалось… он подставил меня, всех… я не мог его не выгнать.

Люба. А деньги наши ты забрал в качестве моральной компенсации?..

Виктор. Деньги были в деле, их нельзя было сразу вернуть…

Люба. А потом?.. Ну, конечно, это же больше половины общего капитала. Если бы ты их вернул, фирму пришлось бы закрыть. А Димка верил тебе больше, чем себе… лучший друг с первого класса!

Виктор. Потом!.. Потом я начинал с нуля, уже с другими деньгами… я продал квартиру своей сестры…

Люба. Да пошёл ты!

Уходит. Появляется Зухра.

Зухра. Я достаточно богата, я могла бы оплатить эту путёвку сама.

Виктор. Я хотел сделать подарок… впрочем, нет. Считай, что это… искупительная жертва.

Зухра (смеётся). Хорошенькая замена! Поездка на карнавал – вместо возможности иметь ребёнка!

Виктор. Миллионы женщин делают аборты… ну, кто же мог подумать, что с тобой будет такое?..

Зухра. Никто не знал. Конечно же, ты ни в чём не виноват!

Виктор. Да пойми ты – это была случайная связь. У нас с тобой даже отношений не было – так…

Зухра. Это у тебя не было.

Виктор. Но ты потом вышла замуж. Очень удачно, по любви.

Зухра. По любви, от которой не могут родиться дети.

Появляется жена Вика, Зухра уходит.

Вика. И что они все в тебе находят? Влюбляются, как кошки.

Виктор. Ну, не все. Тебя я добивался несколько лет.

Вика. А когда добился, стало неинтересно.

Виктор. Нет, не когда добился, а когда ты махнула на себя рукой, распустилась, подурнела…

Вика. А попробуй выглядеть, как голливудская звезда – с двумя маленькими детьми на руках.

Виктор. Дети выросли, а у тебя началась истерия.

Вика. Но началась она не на пустом месте.

Виктор. Нам с тобой не о чем было говорить, кроме домашнего хозяйства. А я живой человек, мне тоже нужно тепло, понимание.

Вика. А я – мёртвый человек! Мне уже не нужно! (Уходит)

Подходит Юля.

Виктор. Ну вот, собрал всех, чтобы попросить прощения. Да почему же так…

Юля. Да потому что, кроме себя, Виктор Николаевич, ты никого  вокруг не замечаешь. Победитель, шеф, хозяин жизни, любимец публики.

Виктор. Но ты-то знаешь, какой ценой. Я всего этого добился сам – мне не с неба свалилось.

Юля. Добился? Да. Идя по трупам. Хочешь просить прощения – начинай с меня.

Виктор. Но перед тобой-то я в чём провинился?

Юля. Тебе нужно было оставить меня при себе, в качестве хорошего работника. А у меня был шанс наладить личную жизнь

Виктор. Ты что, об этом мальчишке? Но это же несерьёзно, Юля!

Юля. Ты что – Господь Бог, чтобы судить, что серьёзно, а что – нет? Ты лишил меня последней надежды. И я осталась с тобой работать. А знаешь, все на фирме рады, что ты попал в больницу. Ты каждого успел обидеть.

Женщины начинают приближаться, сужая кольцо.

Виктор. Но что мне теперь делать?

Зухра напевает колыбельную, сворачивая маскарадный плащ как ребёнка.

Вика (протягивая пачку таблеток). На, выпей. Если выпить сразу пачку – поможет.

Галя (со связкой ключей). На, продай, продай квартиру – раздай долги.

Протягивает ему ключи, когда он отказывается, берёт самый большой ключ как кинжал, замахивается.

Рита (протягивая длинную фату, скрученную в жгут). Ещё можно шарфик потуже затянуть.

Люба (со шприцом). А хочешь – укольчик сделаю. Будет не больно – я научилась.

Зухра (кидает ему «ребёночка» из плаща). На, лови! Держи крепче.

Юля с ноутбуком в руках.

Юля. Ты забыл? Заказ на воскресенье. (Пытается отдать ему ноутбук)

Женщины говорят хором, агрессивно надвигаются на него, откуда-то звучит мелодия колыбельной, которая становится всё больше похожей на плач.

Виктор. Я… Вы… Господи, да что же это?..  (Женщинам) Пусть первым бросит камень, кто без греха!

Свет начинает мигать. Слышны голоса: «Всем спасибо, совещание окончено!» «Всем спасибо, операция окончена» «Всем спасибо! Всем спасибо! Всем спасибо!». Женщины надевают халаты, укладывают его на каталку, расходятся. Снова звуки прикроватного монитора с кардиограммой, измерением давления, капельницей. Карнавальная музыка становится всё более зловещей, резко обрывается. Пауза.

В реанимации

У кровати Люба и Вика.

Люба. Второй инфаркт подряд. Шансов почти нет.

Вика. Ты выписала пропуск на Галю – она хотела приехать?

Люба. Да. И не только на Галю. Он в бреду всё время просил прощения. У тебя, у меня, у Гали и ещё у некоторых. Он на несколько минут пришёл в сознание и продиктовал мне телефоны.

Входит Юля.

Юля. Еле прорвалась – не хотели пускать – не родственница я, видите ли. Пришлось дать денег охраннику. Ну, как он?

Вика. Хуже.

Входит Галя. Достаёт из пакета бутылку воды.

Галя. Я тут минеральной…

Люба (глядя на монитор). Ему скоро и капельницы будут не нужны.

Галя. Нужно срочно вызвать врачей.

Люба. Всё, что можно было, уже сделали. Теперь – только ждать.

Галя. Неужели, так плохо?

Люба подходит к нему.

Люба. Виктор, я тебя прощаю. И ты нас прости – наверное, мы с Димой тоже были в чём-то неправы. (Идёт к монитору, женщинам). Он не говорит, но, возможно слышит.

Галя. Витенька! А помнишь, как мы с тобой на даче в прятки играли… в казаки-разбойники. А потом в кино бегали на «детям ло 16-ти» и я твоим девчонкам записочки передавала от тебя. А ещё ты сказки писал и мы их для взрослых разыгрывали, родители смеялись, а ты говорил, что когда вырастешь, станешь снимать кино про добрых и счастливых людей. Помнишь? Я всегда гордилась, что у меня такой брат. Я прощаю тебя, Витенька. Правда.

У Любы на мобильнике – звук пришедшей СМС-ки. Она смотрит. На краю сцены появляется Зухра.

Зухра. Простите, не могу приехать. Я сейчас в Испании. Передайте Виктору, что я не держу на него зла. Я тоже была виновата.

Вика направляется к лежащему мужу.

Вика. Он что, действительно нас слышит?

Люба. Судя по изменениям кардиограммы – да.

Вика. Витя, если ты меня слышишь… я хочу тебе сказать…

У Любы звонит тел фон. Она берёт трубку. На авансцену выходит Рита.

Рита. Алло! Алло! Вы мне прислали сообщение насчёт Виктора. Я бы хотела с ним поговорить.

Люба. Он не разговаривает – он в коме. Но, возможно, он вас услышит. Говорите, я поднесу трубку к его уху.

Рита. Витя… я так мечтала тебя увидеть, а теперь не могу приехать – валяюсь с радикулитом… смешно. Мне передали, что ты просил прощения. Это правда?.. ой, что же я спрашиваю, когда ты не можешь ответить. Я всегда рядом с тобой глупела… и сейчас… если для тебя это важно, я простила тебя. Давно простила. Потому что до сих пор люблю. И ты меня прости.

Отдаёт трубку, Люба отключатся. Пауза.

Юля (подходит). Виктор Николаевич, насчёт работы вы не волнуйтесь. Пока Вы буде болеть, я всё сделаю, все заказы. Вы болейте, сколько надо… . А тот случай… мне было очень плохо, но…  Ладно, Вить, что уж теперь… Может, сейчас от каждой обиды зависит…  будем считать, что ничего этого не было. Кто старое помянет…

Вика. Я думала, что никогда тебя не смогу простить. Я поняла – если двое теряют друг друга, то виноваты оба. Прости меня.

Люба. Смотрите! Кардиограмма…

Женщины идут к монитору.

В финальную музыку вплетаются голоса из предыдущих сцен.